Только для лиц старше 18 лет. Текст имеет гомоэротическую направленность.
1
Неестественно наклоняющаяся дверь, текучие линии стен, изумительно ясное небо в ирреально выгнутом проеме окна, но вдруг – пустота, гулкая тишина, и вот я уже совершенно свободно парю. Правда, ощущение границы между полетом и падением как-то размыто, и определить, что происходит в действительности, не представляется возможным.
И все же я каким-то десятым чувством улавливаю, что сплю – внимание, пытаясь вынырнуть на поверхность, никак не сфокусируется на пробуждении и, бултыхаясь в сумятице сновидений, погружается все ниже, в супрематизм мысли, в черный квадрат ощущений, в сумеречную зону самоосознания.
Вот так всегда – вроде бы взлетаю, а на деле безнадежно падаю… Во всяком случае точно куда-то плавно опускаюсь и вижу полупрозрачных голубых коромысликов: они садятся мне на лицо и цепко удерживаются на коже щек своими нитевидными острыми лапками, покачиваясь от легких дуновений воздуха. И вспархивают, задевая мои ресницы своими хрупкими и шелестящими, как органза, сетчатыми крылышками…
Вчера ты посетил мой блог и оставил запись – не слишком похожую на тебя прежнего. Слова вроде бы из твоего лексикона, но ты будто забыл, как говорил раньше, в каком порядке располагал их в предложениях, забыл про наши капли меда, которые застывали и превращались в янтарь… Теперь ты пишешь совсем другие слова. Или это со мной что-то не то? Конечно, со мной… И почему я не узнал тогда твой адрес в деканате, почему?!…
Меня разбудила боль в затылке. Не открывая глаз, я нащупал на нем приличную шишку, но сознание упрямо продолжало цепляться за остатки сна. Среди тягучих водорослей дремоты память из отдельных деталей и фрагментов равнодушно сплетала вчерашние события. В фокус внутреннего взора проникали какие-то нечеткие обрывки фраз, отдельные расплывчатые пятна с неровными краями, короткие штрихи разрозненного пунктира. Все это никак не складывалось в осмысленные сочетания, а в итоге вообще обрывалось темнотой.
Впрочем, внезапно схлопывающаяся картинка была слишком знакомой, да и вполне материальная болезненная припухлость устраняла последние сомнения в том, что накануне вечером со мной просто случился очередной обморок. И когда я падал, все мои упущенные шансы и неиспользованные возможности, все мои голубые коромыслики снопами сыпались на меня, как частицы сухой штукатурки…
Подумалось об этом спокойно, но тут подключилась память тела – во всех реальных, мельчайших подробностях, до саднящего кожу ощущения острого, как ожог, контакта и спазма мышц в животе, которые рефлекторно сжались, словно ожидая удара под дых.
Ладно, ладно, чего это я, никто меня и пальцем не трогал. И откуда только этот животный страх, меня ж никогда в жизни не били? Прав был Лысый, когда говорил, что я напоминаю ему зайца, прижимающего уши от каждого звука. Хотя почему, собственно? Я скорее на кузнечика похож.
Таа-ак, что там Лысый советовал по поводу зайцев? У него ж на каждый случай своя особая теория имелась.
Не быть зайцем, не хочу зайцем, кем угодно, только не зайцем, я – не заяц!
Ну, надо же, вот сказал – и вроде действительно что-то изменилось, даже крылья как будто прошуршали за спиной и затихли. Зажим так уж точно сняло, хотя полное расслабление посещает меня крайне редко, и как убеждал Лысый – из-за многих проблем внутреннего плана. Вот они все, голубчики – упрямые хрустящие коромыслики с фацетными глазами, – выстроились в ряд частоколом, который чуть не из самого детства тянется… И с каждым требуется постоянно вести переговоры, дабы не мешал жить. Взять, к примеру, немотивированный и довольно болезненный стояк. Понятно, что утро, но как-то чересчур сильно, давно ведь не подросток.
Минуту я напряженно соображал, с чего это так круто вставило мои пещеристые тела и один ли я сейчас дома? Явно не один.
Странное это состояние. Воздух что ли дрожит не так, как обычно, или флюиды какие исходят от того – другого, незримо присутствующего рядом? Вроде ни тепла не ощущается, ни вибраций, да и тишина вокруг, слышен только ход часов. Что ж тогда?
Я ощупывал воображением пространство ряд