Как-нибудь, где-нибудь, когда-нибудь
Дмитрий Воротилин
Тоннель был всегда. Он никогда не закончится. Всякий, кто отклонится от маршрута, погибает. Группа из четырех людей бредет по нему, не зная, когда это началось и закончится ли вообще. Их небо – стальной каркас, их свет – горизонт впереди, их дорога – бесконечна. Но, возможно, кто-нибудь когда-нибудь найдет выход.
Дмитрий Воротилин
Как-нибудь, где-нибудь, когда-нибудь
В конце тоннеля горел свет. Этот блик никогда не угасал. По крайней мере, если к нему не стремиться, ведь позади ничего не было. Если стоять на месте, свет постепенно будет меркнуть, а тепло исчезать, словно топтание на месте только усиливает энтропию, а все попытки ее избежать приводят к ее усилению. Поэтому всегда существовало движение, благодаря которому группа выживала в течение долгих лет. Движение уже было, когда Антон сказал первое слово, сделал первый шаг, чтобы только не остаться в вечной мерзлоте, гонящей выживальщиков на призрачный юг. Когда-нибудь они его увидят. А пока их цель – не стоять на месте.
Так было давно. Антон и не помнит, чтобы они где-либо задерживались больше, чем на шесть суток. В противном случае им грозила тьма за их спинами, холод и неизвестность. Температура резко падала, отчего иногда выпадал снег, который вызывал трепет, за ним следовал мороз, который внушал ужас. Мочевой пузырь не выдерживал, заставляя снова двигаться, а зубы скрежетали, пальцы ломались в попытке разжечь костер в наспех сооруженном шалаше, который должен был спасти от всепроникающего ледяного ветра. Как-то раз группа не успела собраться вовремя, из-за чего замерз один из ее членов. Его окоченелый труп даже не успели закопать или сжечь. Холод гнал их дальше.
Этот случай Поль, отец Антон и глава группы, упоминал каждый раз, когда хотел подстегнуть остальных. Нельзя останавливаться, промедление – смерть. Антон злился, но вставал, брал свой вещь-мешок с книгами и сменной одеждой и шел дальше, понимая, что ему нечего противопоставить отцу. Леха, друг Поля, кряхтя собирал арбалет собственного производства и мешок с пожитками, в число которых входили различные инструменты, после чего подымал свою дочь, тихо сопевшую под грубо сшитыми шкурами недавно убитых на охоте с ее отцом кабанчиков. Лиза протирала глаза и ворча собирала свой вещь-мешок, завязывала своими тонкими пальцами узел на нем, иногда путая их с веревками, отчего смешила своего отца и злила Поля. Только ее арбалет бережно пристегивался к мешку с боку на специально пришитые ей же лямки. Болты для него крепились с другого бока, что позволяло ей стремительно применять свое оружие в случае встречи с дичью.
Так продолжалось изо дня в день, лишь изредка давая себе передышку. Поль боялся потерь, напоминая каждый раз перед общим костром о тех людях, которых взял вечный холод. Он прятал в своем вещь-мешке не только звериные шкуры, но и гору веревок и карабинов, кольев и тряпок с зажигательной смесью, секрет приготовления которой передавался из поколения в поколение, пока Антон не предложил его улучшить. Во всяком случае Поль принял новшество, хоть и с опаской. На расспросы сына о необходимости всех этих вещей тот отвечал кратко:
– Скоро земля уйдет из-под ног. Это единственное, что нас спасет.
После этого он заставлял сына изучать технику работы с его набором судного дня. Семнадцать лет Антон оттачивал свои движения в сфере завязывания и развязывания узлов, укрепления кольев, в области рассматривания самых подходящих мест для укрепления и т.п., что со временем стало для парня тошнотворно однообразным. Однажды он сорвался и выбросил бессмысленную поклажу в ручей, отчего отец с пеной на губах ударил его по затылку с такой силой, что Антон, перевернувшись, упал следом в холодную воду, откуда, лежа на спине, разглядывал струйки крови, растворявшие с водой далекий стальной небосвод, усыпанный многокилометровыми ребрами взамен звезд, о которых он читал только в книгах. Его бросился вытаскивать Леха, попутно матеря Поля, который в отдышке и со сжатыми кулаками стоял на берегу. К вечеру он очухался и, засунув руки под мышки, тихо, глядя в огонь, рассказал,