Назад к книге «Дом на костях» [Сильви Лачовски]

Дыра

Сильви Лачовски

В романе описываются трагические истории семейств, которых объединяет общий дом, где они переезжают в надежде на новую счастливую жизнь, но у проклятого дома свои планы. Никто не уйдёт живым.

Содержит нецензурную брань.

Сильви Лачовски

Дыра

«Имена персонажей изменены»

Глава первая « Дом»

Я не помню практически ничего, что было “До” в силу возраста наверное, только обрывки из воспоминаний, но сюжетную линию нет, даже лиц, тех кто был рядом. Вот момент “После”, когда всё стало понятно и не понятно почему это произошло с нами, я думала что мы обычная семья, как оказалась это не так. С обычной семьёй не могло произойти такое и это трагедия изменила всё во мне, в нас, и больше ничего не страшно.

Наш автомобиль мчится по дороге. Жарко, приспущены окна. В машине я, мама слева от меня, справа дядя (папин брат), за рулём папа и ещё кто-то был впереди, не вспомню.

– Ну всё! Теперь вы не городские, а сельские!– рассмеявшись дядя

– Как? – в недоумении я.

– Вы переезжаете в Огни, вы теперь Огнинские – рассмеялся опять дядя.

– Я не хочу!!! -недовольно я, почти расплакавшись.

– Не капризничай,нука!– весело папа -у нас теперь свой дом, сейчас увидишь.

Ровный асфальт сменился извилистой, бугристой дорогой на которой транспорт просто прыгал и мы вместе с ним. По обе стороны стояли только частные дома.

– Такие мрачные – первая моя мысль.

Всё казалось серым: небо над головой, а казалось бы оно везде должно быть одинаковым, дома, при всём благополучии, даже лица местных, что сидели на скамейке у своих домов, когда мы подъехали. И я помню только этот цвет. Больше никакой городской суеты, спешки, огней, новостроек, а лишь пугающая тишина, которую наши родители перепутали с покоем на радостях. Наш дом был полутораэтажным, достаточно большим: пять комнат. Меня настораживал всегда коридор с поворотом, никогда не угадаешь стоит ли за ним кто или нет, а когда из под земли кто окажется, то сердце в пятках. Вроде бы надо привыкнуть, а мысли всегда мешали в пути или мне нравится это ощущение страха, не пойму. Что я ещё не помню, это хороших родителей, то есть типо таких как их показывают в кино: весёлых с обнимашками и целовашками. Да ни обязательно таких приторных, типа просто довольных своей жизнью. Мама была в таких режимах как : «сон» – самый идеальный вариант, «русалка» – бесконечные приёмы ванны, частое до ненормальности мытьё рук и другие какие-либо со прикасания с водой, «хорошая девочка» – для всех соседей, бывших одноклассниц, коллег и мало знакомых людей. Это когда ты делаешь вид, что ты просто душка. Она ею и была для чужих : раздавала нашу дорогую одежду из которой мы выросли своим ученикам в школе, кто из детского дома, была вежлива с соседями, чутка с коллегами и всегда рада всем помочь. Позже появился ещё один режим, он появился в нашем новом доме. Мама была настолько красивой, что когда кто-то видел её фото просто теряли дар речи выговорив лишь «Вау!». Белая кожа, стройная и казалось бы вот -вот признак анарексии, но вроде ещё нет, круглолицая блондинка с идеально жемчужной улыбкой. Но к сожалению никто из нас, а это я и моя младшая сестра не унаследовал стопроцентной её внешности. Каким был папа? Мама говорит, что когда его впервые увидела то первая мысль «Фу, какой урод!». И когда его увидели её коллеги то они были мягко говоря ошеломлены. Все были уверены, что замуж столь нежная особа выйдет за прекрасного принца.

– Фу! Какой уродец! Марина, где были твои глаза, когда ты сказала ему да?!-ошарашенно завуч школы, где преподавала мама.

Но в том и дело, что мама не говорила «да». Это типичный традиционный кавказский брак без согласия. Она росла в хорошей порядочной семье и как полагается порядочной юной особе она должна слушать родителей. И всё, дальше будет только хуже, так плохо что каждый день она будет задавать Богу только один вопрос “Зачто?”.

В новом классе все хотели со мной дружить. Не знаю почему, но кроме одной девочки. Она была самой красивой. Вроде она приглашала меня и моих новых подруг к себе в гости, где мы пили чай с вкусняшками и болтали о всяком, но в один день она сделало очен