Механический духовник Президента

Юрий Молчан

2026 год. Григорий Растахов – исцеляет людей прикосновениями, силой молитвы и… оргиями. Смертельно больной президент назначает его духовником, и у правителя России впервые появилась надежда. Но некоторым очень влиятельным людям Растахов встал поперек горла, равно как и сам президент.

Содержит нецензурную брань.

Юрий Молчан

Механический духовник Президента

Москва. Кремль. 14 мая 2026 г. 22.34

Страшная боль застигла президента прямо за рабочим столом. Хлестнула вдоль позвоночника, острым колом ударила в череп, и в мозг словно вонзились шипы.

На крик, что вырвался сквозь стиснутые зубы, вбежал секретарь и помощники, все до рези в глазах одинаковые в пиджаках и галстуках.

– Врача! Быстро! – прокричал Тилов, вместе с остальными помогая президенту прилечь на кушетку.

Президенту закатали рукав. Человек в белом халате быстро извлек из чемоданчика пару ампул и ввел шприц в вену.

– Ну как вы, Дмитрий Сергеевич? – поинтересовался он, когда президент открыл глаза. Измученное лицо сделалось бледным, но глава государства смотрит взглядом человека, который готов катить камень до конца, даже если Сизиф давно сошел с дистанции.

– Отпустило, – проговорил Загорский. – Благодарю, Андрей Петрович.

Врач посмотрел на экран планшета, покачал головой.

– Датчики показывают, что у вас упало давление, – заметил он. – Повышенный уровень лейкоцитов в крови. Метастазов, правда, стало меньше.

Загорский жестом велел Тилову и остальным выйти.

– Позовите Растахова, – сказал президент негромко. Секретарь повернулся и торопливо кивнул. Он вышел, на ходу доставая из кармана смартфон и поправляя на ухе «устрицу» беспроводной связи.

Когда они остались вдвоем, врач посмотрел на президента критически, поправил на халате перекосившийся бейдж с фамилией Домогаров.

– Метастазов стало меньше, Дмитрий Сергеевич, – произнес он. – Но они все же есть. Ваш позвоночник…печень… Я не понимаю, как вы вообще можете работать. У вас же должна быть сильная слабость. А как часто приступы боли?

Президент сел на кушетке, оперся спиной о стену. Платком вытер вспотевшее лицо.

– Сегодня – третий раз за день. Еще месяц назад было каждые два часа.

Домогаров покачал головой, брови изумленно взлетели.

– Я, конечно, очень рад. Но…я не понимаю. – Он устремил на президента глаза, вокруг которых собрались морщинки, а внизу пролегли тени. – В наш технологический век…целителей не осталось. Да их никогда и вовсе не было… Но даже если у вас…гм… эффект плацебо, я очень рад.

Минут десять сидели в молчании, доктор подключился к остальным наноботам, плавающим в крови президента, и стал снимать на планшет дополнительные данные.

За дверью раздались громкие шаги, голоса. Затем настойчиво постучали.

– Входите! – сказал президент, и врач заметил, как его немолодое лицо вновь сделалось твердым. В глазах промелькнула надежда, но тут же укрылась за жестким и уверенным взглядом правителя.

В кабинет вдвинулся высокий широкоплечий человек. Под горлом черной сутаны католического священника белеет манишка. На правой руке черная кожаная перчатка, на левой не хватает мизинца. Домогарова передернуло.

– Андрей Петрович, – сказал президент, вновь морщась от вернувшейся боли. – Вы свободны.

Недоверчивый, злой взгляд врача уперся в Растахова. Волосы на плечах здоровяка лежат неопрятными патлами, неухоженная борода спускается до груди. А еще у него, как сказали бы деревенские старики – бешеные глаза, словно в них тлеют адские угли.

– Что ж, отдыхайте, Дмитрий Сергеевич.

Тилов тут же закрыл за ним дверь, оставив президента с Растаховым наедине.

– Это какое-то безумие, – сказал доктор секретарю. – Священник лечит президента, хотя тут бессильны нано-боты и немецкие медики. Натуральное средневековье!

Тилов порыв возмущения не поддержал, и доктор вышел, неодобрительно цокая языком.

Проследив по монитору, что врач ушел в комнату на другом конце длинного коридора, он устало потер виски и сказал через открытую дверь:

– Саш, сделай-ка нам всем кофе. Похоже, опять до ночи засидимся.

***

Водитель уверенно гнал джип, лихо обходя автомобили, которые, каз