Алая роза в хрустальном бокале
Игорь Корольков
Библиотека классической и современной прозы
Герой повести приезжает в отпуск в маленький провинциальный городок. Он словно корабль, зашедший в гавань, чтобы перевести дух. Но путч заставляет его вернуться в Москву. Понимая, чем все может обернуться для него, он идет защищать Белый дом. Перепуганный танкист расстреливает его. Он выживает, но задается вопросом: стоило ли жертвовать собой, если все осталось по-прежнему?
Эта книга о том, что движет людьми, из чего прорастают поступки, как жить так, чтобы не было стыдно ни перед собой, ни перед теми, чьим мнением дорожишь.
Игорь Корольков
Алая роза в хрустальном бокале
© Игорь Корольков, 2022
© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2022
Об авторе
Корольков Игорь Викторович родился в 1951 году в Украине. Служил в армии. Окончил Киевский государственный университет имени Т. Г. Шевченко. Работал в районной и многотиражной печати. Был собственным корреспондентом газеты «Гудок» на БАМе, собкором «Комсомольской правды» в Волгограде. В «Известиях» возглавлял отдел журналистских расследований. Этому непростому жанру посвятил более тридцати лет. Лауреат премии Союза журналистов России и Академии свободной прессы.
В издательстве уже вышли три книги Игоря Королькова – «Пришедшему – крест», «Мой добрый друг» и «Луна и пес».
Алая роза в хрустальном бокале
В трубе выл ветер. Этот вой напоминал вой волка. Однажды я слышал, как воет волк, и потому мог сравнивать.
В январе, в пяти километрах от станции Ваймирово, что под Калугой, деревня Маклаки утопала в снегах. Сгущались сумерки, и снег казался свежевыстиранным подсиненным бельём. В печке переругивались дрова. Дед молча курил самокрутку, свёрнутую из газеты, а бабушка, прислонившись к бревенчатой стене и прикрыв глаза, пережидала боль. Её мучил ревматизм.
Я смотрел, как падал снег. Снежинкам в пространстве было тесно, они сталкивались друг с другом, и мне казалось, я слышал, как при столкновении они ломают свои кружева.
Мимо окон бесшумно проскользили сани. Они уносились за деревню, растворяясь в шевелящейся пелене, а чудилось, будто исчезали в пугающих бескрайностях моего существа, где снег заносил дороги, наметал сугробы, прятал человечьи и звериные следы…
Вдруг из этих невозвратных пространств бело-голубой мглы донёсся звук – тонкий и печальный, как сами эти пространства. В высоком звуке было так много обиды и тоски, что у меня от страха и от жалости зашлось сердце.
– Что это, дедушка? – шёпотом спросил я.
– Это волк, – сказал дед.
– Волк? – удивился я.
– Волк. На окраине где-то бродит.
– А почему он воет? – спросил я.
– Небось, несладко ему в такую погоду.
– Ты бы сходил, успокоил овец, – сказала бабушка.
– Схожу, схожу, – ответил дед.
Я снова прислушался к далёкому вою, похожему на плач.
– Он один? – спросил я.
– Один, – ответил дед.
– А почему он не в стае?
– Видать, случилось что-то. Может, охотники убили его жену. Может, друга потерял.
– А разве у волка есть жена? – удивился я.
– Конечно, – сказал дед. – У него есть семья. Он очень верный в дружбе.
Помолчав, дед добавил:
– Волк – хороший зверь. Лучше, чем человек.
…Ветер выл в трубе, будто на что-то жаловался.
Мне было так одиноко и жалко себя, что слёзы уже вызрели во мне, нужен был лишь незначительный повод, лишь какая-то печальная мысль, чтобы они брызнули из глаз.
Я раздвинул белые накрахмаленные занавески, расплющил нос о холодное стекло.
Под окном лежал прямоугольник жёлтого света, перечёркнутый оконной рамой, как крестом. В образовавшемся нижнем квадрате замерло тёмное косматое пятно – моя тень. Она смотрела на меня, будто изучала. Чем дольше мы смотрели друг на друга, тем больше у меня складывалось впечатление, что тень знает обо мне что-то такое, о чём я ещё не догадываюсь. Ладонями я прикрыл от света глаза и увидел в снегу толстые ноги куда-то шагающих великанов. Из-за деревьев пробивался тусклый свет, будто там лежала распиленная на куски луна. Это светились глыбы льда, напиленные рабочими для подвалов маслозавода.
Справа от пруда, далеко за плотиной, показа