Исцеление Ильи Муромца

На влажных полях раскричались грачи,

Теплом по-весеннему веет.

Илья всё сидит, всё не слезет с печи:

Ногами-то он не владеет.

А к дому его невзначай подошли

Три старца, седые калики.

Одежда у старцев в дорожной пыли,

Обветрены смуглые лики.

Не ближняя, видно, дорога была,

И солнце палило, и буря секла.

Стучатся калики и входят в избу,

Напиться воды они просят.

Илья отвечает: «Я слаб на ходьбу,

И рад бы, да ноги не носят.

Работают в поле отец мой и мать,

Во мне же ни силы, ни прыти.

Никак мне не встать и ковша не поднять,

Вы зла на меня не держите.

Уж тридцать годов я с печи не схожу,

С тех пор, как родился, сижу да сижу.»

Калики Илье: «Хоть и больше сиди,

Напрасно лишь время протянешь.

А все твои хвори теперь позади:

И ковш ты поднимешь, и встанешь.»

Илья попытался – и вправду встает,

Ступает в смущеньи великом

И ковш наполняет, и пить подает

Премудрым и нищим каликам.

А те: «Родниковая, видно, вода.

А ну, зачерпни-ка, твоя череда.»

И сразу Илье захотелось питья.

С охотой он ковш осушает.

«Скажи-ка, что чувствуешь ныне, Илья?» —

Калики его вопрошают.

«Могучая сила во мне поднялась,

И в землю кольцо бы я вправил,

Потуже бы взялся, напрягся бы всласть

И набок бы землю поставил.»

«А ну-ка, еще зачерпни да испей,

Опять нам расскажешь о силе своей.»

И снова Илье захотелось питья,

И ковш он до дна осушает.

«Скажи-ка, что чувствуешь ныне, Илья?» —

Калики его вопрошают.

«А ныне уменьшилась сила во мне,

Примерно сказать, вполовину.

Оно хоть и грузно рукам и спине,

Земли я, пожалуй, не сдвину.»

«Ну что же, надейся на силу свою,

Не писана смерть тебе в ратном бою.

Купи жеребенка породы простой,

Какой бы он ни был ледащий.

Пусть кормится вдоволь пшеном и сытой,

Да в росах валяется чаще.

А станет конем – и отправишься в путь

Навстречу трудам и заботам.

Удары враждебные примешь на грудь,

Заступником будешь сиротам.

А что мы сказали, запомни», – и вмиг

Не стало премудрых и нищих калик.

Забыл тут Илья про волненье и страх

И новой доверился доле.

Спешит он на резвых и сильных ногах

К родителям в дальнее поле.

На радостях плачут и мать, и отец:

«Да как ты, Илюша, да что ты?»

Илья отвечает: «Сиденью конец,

По силе ищу я работы.

Вы, батюшка с матушкой, сядьте пока,

Я место под пашню расчищу слегка.»

И ну корчевать вековые дубы,

На свет выворачивать корни!

Сначала растут земляные горбы,

Невидимой силе покорны,

Потом вылезает вся прорва корней,

А дуб, как былинку, шатает.

Он кроной кивает, трещит все сильней

И разом на воздух взлетает.

И скоро от места недолгой борьбы

Уже далеко отступили дубы.

И вот жеребенка породы простой

Илья сторговал у проезжих.

Кормил его вдоволь пшеном и сытой

И в росах выгуливал свежих.

Отвел к кузнецу на четвертом году,

Подковы с шипами поставил,

С набором серебряным справил узду,

Поводья шелковые справил,

Простился с родными и, чуть рассвело,

В черкасское сел боевое седло.

Понес его конь, удилами звеня,

То лесом, то пустошью голой.

Он между ушами коснулся коня,

Дотронулся плетью тяжелой,

И конь рассердился, и прянул он ввысь,

И грозно земля содрогнулась.

Леса под копытами прочь понеслись,

Река от испуга всплеснулась,

И долго шептала речная струя,

Что Муромец, видно, проехал Илья.

Илья Муромец

и Соловей-Разбойник

Собрался Илья в неизведанный путь.

Родительский дом он покинул,

Завесил кольчугой могучую грудь,

Шелом богатырский надвинул.

И палицу взял в девяносто пудов,

И лук, и каленые стрелы.

Для тяжких забот и великих трудов

Оставил родные пределы

И едет верхом на косматом коне

По новым местам, по лесной стороне.

Спросил у косцов, не слезая с седла,

На Киев дорогу прямую

И слышит: «Дорога давно заросла,

А ездят теперь вкруговую.

В лесу на дубах, на мосту из ветвей

Сидит, словно чудное чудо,

Разбойник, и кличут его Соловей.

Поедешь – изведаешь худо.»

И вот незнаком