Тихое озеро
Дарья Прокопьева
Жизнь Лизаветы была спланирована с самого её рождения – вплоть до свадьбы никак не позднее 18 лет. Однако всё пошло наперекосяк, когда её отец дал опрометчивое обещание водяному. Теперь, чтобы его сдержать, он должен отдать Лизавету в услужение Хранителю озера. Стоит ли говорить, что она совсем не в восторге?
Дарья Прокопьева
Тихое озеро
00.
По озеру прошла тонкая рябь, раздался еле слышимый плеск – это вёсла погрузились в воду. Подул ветер, зашуршала трава у берега, смачно квакнула лягушка в камыше. И снова всё стихло.
Намаявшийся с вёслами Микула не выдохнул даже, а ухнул. Утёр взмокший лоб, потянулся за удочкой. Он давно не рыбачил, но тут не удержался – уж больно местные мужики нахваливали недавний улов. Ещё ерунду говорили, конечно: мол, это им водяной помогает, и ежели ему гостинцев с собой принести, то рыба сама в лодку разве что не запрыгивает. Микула на это согласно кивал, но в бороду тихонько посмеивался – чепуха же, как есть!
Он, Микула то бишь, был серьёзный городской мужик. Купцом был, не самым богатым, но и не бедствующим. Торговал большей частью в деревнях, возил туда красивые ткани для девиц на выданье да безделушки по мелочи, на заказ. Мог бусики привезти, мог – табакерку, на что уж у местного люда фантазии хватало. Хотя, если уж говорить о фантазии, то её-то у мужиков было с избытком. Ишь, что про водяного придумали!
Микула покачал головой, вспоминая вчерашний разговор в трактире. За рюмочкой один из постоянных его покупателей, Добрыня, разболтался – уловом хвалился да через слово своего водяного поминал:
– Я его видел, ей-богу, видел! Он же обычно, как, не высовывается. Кинешь краюшку хлеба или бусики те же, отвернёшься – а их уже нет, как не было. Только по улову поймёшь, водяной их забрал или русалка какая умыкнула.
Добрыня говорил важно, весомо, мужики по соседству кивали. Микула глядел на них и поражался – во что только этот тёмный народ ни верит. Добрыня, меж тем, продолжал:
– А тут я отвернуться не успел, – или он сам поспешил, уж больно дар мой понравился, – не знаю, как там по правде было, да только руку-то я увидел. Синюшую такую, большую, мужицкую, но с когтями – ну, или ногтями не стриженными. Высунулась, хватанула бусики, и исчезла. А рыба прямо пошла, как подозвал кто – ну, вы улов-то видели.
Улов Микула видел и оценил. Потому-то сегодня, ни свет, ни заря, поплёлся к указанному озерцу. Доверия оно, прямо скажем, не внушало: водица мутная, у дальнего берега и вовсе камыши росли, как на болоте. Если б не Добрыня, Микула ни в жизнь бы сюда за рыбой не попёрся, но тут любопытство победило. Рассуждал он так: если рыбки не наловит, так хоть потом Добрыню пристыдит – нечего сказки за чистую монету выдавать.
И вот, выплыл Микула на середину озера, червяка на крючок насадил, удочку закинул. Сел ждать. Поёжился – утро стояло неприятное, стылое, да ещё и тихое. Ни птичка не щебетала, ни лягушка больше не квакала. Даже ветер, и тот не дул. Неуютно тут было, и впрямь впору в водяного поверить.
– Ишь ты, Микула, разнервничался, а говорил – городской мужик, – пожурил он сам себя. – Нет тут никаких водяных, и не было никогда.
Словно в ответ на его рассуждения, удочку потянуло вниз. Клюнуло! Микула весь подобрался, потащил рыбу на себя. А та будто и не сопротивлялась, чуть не выскочила из воды к нему в руки – он едва успел поймать.
Да так и ухнул: весила рыбёха никак не меньше, а то и больше пуда, и была при этом диво как хороша. Микула аж засмотрелся и на мощный хвост, и на большой внимательный глаз, и на крупную чешую. Тут ещё и солнце выглянуло: в его лучах чешуйки блеснули так, что рыбка на мгновенье золотой показалась – хоть желанье загадывай!
– Вот, и никакого водяного уваживать не надо, – довольно пробормотал Микула, бросил рыбёху в ведёрко и закинул удочку снова.
На этот раз клёва долго ждать не пришлось. Вниз потянуло резко и с невиданной силой, а Микула только обрадовался – рыба, поди, ещё крупнее будет! Дёрнул удочку на себя, повёл из стороны в сторону, но не тут-то было: на второй раз улов поддаваться не спешил, сопротивлялся, извивался, кидался и