В тот март, когда ударило под двести

«В тот март, когда ударило под двести…»

В тот март, когда ударило под двести

безумных вольт, и закипел вольфрам,

казалось, нас судьба спаяла вместе.

А вышло, как всегда: «Шерше ля фам».

Я год напрасно голову морочу,

решая недопонятый урок,

а жизнь условно сделалась короче

на вычтенный из вечера звонок.

Тот, кто со мной, уедет в град свой стольный,

и будут свечи, ночь и фимиам.

Я не хочу опять туда, где больно,

где страшно просыпаться по утрам…

Ты был тогда сильнее, между прочим,

но пал Хорезм под натиском татар.

Ферзи, кольцо, сиреневые ночи

без жалости низвергнуты в тартар.

Там три стены и тень железной башни,

и призрак Орадур-сюр-Глан

, и Кой

.

Над нами еженощно плачет банши,

а му?ка не становится муко?й.

…Ужо тебе, я глупенькая кошка

на фюзеляже Curtiss Джао Да

.

Казалось, уходила понарошку,

а вышло – разлучились навсегда.

    Август 2011

Богу – Богово

Как замкнуло! Загорелось!

Обнажённой, без одежд

обожглась я этим утром

на кострах своих надежд.

Видно, ведьма. Видно, святы

эти пыточные дни.

Всё в огонь! Дышать уж нечем.

Прочь, мой миленький. Не льни.

– Эй, змея! Проси пощады!

Не боюсь, не жду, не тщусь.

Отвернись! Примкну губами

я к дорожному плащу.

Смотрят строго и печально

окон тёмные зрачки.

Ты по мне истосковался.

Знай, как душу на клочки!

У меня к тебе – призванье

и звериное чутьё.

Как ты пах! Забудь-травою

заварю для нас питьё.

Отпущу воздушный шарик.

Отпущу нас. Душно, ду…

Зацелованную душу

распускаю на ветру.

По? ветру – воздушным змеем,

семицветиком шальным!

Помяните же нас, люди,

словом крепким, площадны?м!

Выгорело.

Засветло

город меня застал.

Выдуманным,

аспидным —

в царство кривых зеркал.

Жрицею ли?

Падшею?

Взглядом – в последний путь.

Яхонтовой

чашею.

Выпей. Прости. Забудь.

Цезарю – цезарево.

Укротившему – слава.

Лазарю – лазарево.

Укротившему – лавры.

Писарю – писарево.

Незабывшему – мука

Кесарю – кесарево.

Незабывшим – разлука.

Сон – сильному. Яд – павшему.

Свет – прошлое от-давшему.

Мёд – льстящему, сил – пьющему.

Ночь – спящему. Дом – льнущему.

Нам – помнящим – век каяться.

Брось с горочки. Пусть катится.

Го-рошиной,

ро-синочкой,

от-брошенной

кро-виночкой…

    Август 2011

Черновик

Да, мы сделали то, что должны были сделать.

Я ушла от тебя в златоглазую осень.

Навсегда – это просто. Как вычурность мела

на асфальте и как одиночество сосен.

Опыт – лучший учитель, хоть дорого платим

за возможность понять, а исправить – тем паче.

В этом споре не будет и нет виноватых.

Друг без друга нам в городе – холод собачий.

    2006

«Я б тебя лечила от усталости…»

Я б тебя лечила от усталости

синью удивлённых водопадов…

Что со мною этим летом сталось-то?

Прячу нежность и смеюсь. Так надо.

Тс-с, молчи! Сбежать от неизбежности,

ко?рнями обнявшись, как растения,

на полянах взбитым кремом нежности

орошать клубничные сплетения…

Я когда-то думала раскаяться,

но что толку в мнимом красноречии?

Слов не нужно, чтоб потом не маяться.

Хватит и обычного «до вечера».

Я не плачу, я теперь счастливая.

Вечный путь – он труден только с виду.

Будет солнце, будут грозы с ливнями.

Я тебя спасаю от обиды.

Я тебя спасаю от условностей,

серости, привычки, повторения.

Я хочу и в снег, и в дождь цвести,

чтоб любовь – не лишь в стихотворении…

Дежавю. Я помню, где заблудимся.

Жизнь меня, наверное, преследует

за моё коронное «всё сбудется»…

Сядем в лужу. Умирать не следует.

    Сентябрь 2010

«Последние нежные «лю…» через стёкла…»

Последние нежные «лю…» через стёкла,

невнятная смесь из «J’adore» и «прощай».

Всё кончилось, милый. Я слишком промокла.

Был слишком холодным жасминовый чай.

Мне выпало розу у чёрного платья

держать, как в святилище хрупких пород.

Смотрел ты тогда уже как, на распятье,

на то, что сберечь не хотел и не мог.

Претит ли тебе этот стон своеволья,

мой