Медленный ад

Сергей Валерьевич Мельников

А можем ли мы быть уверены в том, что ещё живы? Что время для тех, кто живёт вне его? И если ты уже погружаешься в ад, есть ли возможность изменить направление, полететь не вниз, а вверх? Хасиды верят, что Иегова выдернет их из ада за верёвочки, свисающие с их белых рубашек. А на что рассчитывать всем прочим? Всего один поступок становится последней каплей, переполняющей чашу терпения, и с адским скрипом ползут в стороны створки ржавых Врат где-то далеко внизу, а я и не заметил…

Содержит нецензурную брань.

Сергей Мельников

Медленный ад

Повышение

– Что празднуем? – хмуро спросил я.

Саттаров расплылся:

– Твоё повышение, брат. Садись. – Он похлопал рукой по кожаному дивану рядом с собой.

Я спокойно опустился в кожаное кресло напротив.

– Уйти решил?

– Наоборот. – Он защелкал пальцами в воздухе.

В нашу кабинку, зашитую больничной плиткой, с алюминиевыми трубами под потолком забежал официант. На синей футболке белые буквы “Филипп накормит”.

– Филенька, – сказал Саттаров, приторно улыбаясь. “Алмаз очей моих” – мысленно добавил я, – Принеси нам Джеймисон. Поллитра… – Он бросил оценивающий взгляд на меня, я не отреагировал. – Давай литр. Льда побольше. Лимончик порежь, без сахара. И шашлыка, большой сет. Напитки сразу, остальное потом. Будешь что-нибудь ещё? – Я отрицательно мотнул головой. – Пока всё. Давай, Филенька, дуй, трубы горят.

Когда официант исчез, я пристально посмотрел на своего непосредственного начальника: “Готов слушать”.

Саттаров – крепкий мужичок, заплывший жирком. Как туго надутый воздушный шарик, круглый но упругий. Или, скорей, жаба. Сидит, слившись с листом кувшинки, сверкает хитрыми глазками: когда же мимо мотылёк пролетит, чтобы неуловимым движением языка сожрать его и замереть снова.

Саттаров меня любит. Не знаю уж за что. Выделяет, продвигает, в самые сладкие командировки посылает. Кое-какие схематозы серые тоже мимо меня не проходят. Из-за него я в шоколаде. Из-за него завистливые коллеги влажно фантазируют о том, как я свои ништяки отрабатываю.

А я Саттарова не выношу. На физиологическом уровне. Знаю, чем ему обязан, но, когда он рядом, просто кислород выгорает и трудно дышать. Ничего не могу с собой поделать.

…

Первый, день, когда на работу пришёл устраиваться, и кадровик уныло задавал тухлые вопросы про миссию, ценности и “каким себя вижу”, и “про что для меня это”, вошёл невысокий человечек, липкий комок рахат-лукума и восточного радушия. Лёгким шевелением пальцев заставил кадровика раствориться в воздухе и сел на его место. Стол скрывал, но почему-то мне казалось, что сидит он, по-турецки поджав ноги, как могут на востоке сидеть люди часами без всякой усталости.

– Ты нам подходишь. – Его голосом можно было успокоить ревущий детский садик. – У меня только один вопрос: ты любишь деньги?

Я удивлённо уставился на него. Разве такие вопросы задают потенциальному сотруднику? На круглом лице восточного человека сверкали хитро прищуренные глазки. Он читал меня, добродушно посмеиваясь над моим замешательством. Я разозлился.

– Конечно, люблю. Врёт тот, кто говорит, что не любит.

Мой собеседник довольно кивнул: правильный ответ.

– И мы любим. Значит, сработаемся.

Он сидел улыбаясь, покачивая головой, разглядывал башни Москва-сити сквозь моё правое ухо. Он молчит – я молчу, а к горлу подкатывает паника. Я не умею дышать сахарной ватой, которой он заполняет окружающее пространство. Рука сама потянулась ослабить галстук. Он сфокусировал взгляд и улыбнулся ещё шире:

– А нервничать не надо. Дело любит спокойных и уверенных.

Я понял, что просто не смогу. Открыл рот, чтобы попрощаться, сказать, что передумал, что не подхожу к этой должности… И закрыл, обалдевший.

– Эта должность вам не подходит. – Он пальцем отодвинул моё резюме. – Для вас есть другая вакансия. Заместитель директора производственного департамента “АлияХим-Фарма”.

Он ловким движением отправил ко мне через стол визитку. Я взял прямоугольник тиснёного картона с золотым обрезом и надписью “Агварес Аскарович Саттаров, директор производственного департамента”. Посмотрел на него с сомнени