Назад к книге «Жатва» [Андрей Александрович Протасов]

Жатва

Андрей Александрович Протасов

В переломные дни старое умирает окончательно. Завершен этап. Впереди следующий. На следующей ступени смешно и непонятно вспоминать-наблюдать, что творил в прошлом. Это уже старый хлам, который надо как можно скорее выбросить.

Андрей Протасов

Жатва

*      *      *

и стыдливо белый корень

прятал голову в песок

за колдобиною шкворень

отбывал немалый срок

а под лавкой небо тает

затянуло поясок

от калинки шкандыбает

невысокий вересок

шило луж давно охота

вдарить точно бесеня

кабы лями мне на гота

расчехли все горбыля

кабаняк луна горбунья

мала дела у зари

что у них есть дочь зергунья

до утра не говори

гриволукой синевой

море салом громоздилось

над заросшею щекой

скал прибрежных

и кормило

их соленой мелюзгой

харя хоря кимереец

небу дулю показал

девинна ака демична

на ступи на хвост где зад

и бледнея неприлично

отправляйся на парад

*      *       *

Когда же ночь, как кандалами,

Смыкала глаз живой рассвет,

Рыдали филины. Мон ами –

Шептал в болоте очерет

Сметану неба рысь взбивала –

К рассвету маслом подошла.

Вокруг него кусками сало,

И олимпийская пахта.

*      *      *

Послезавтра я снова

Принесу пистолет.

Вместо подвига слова

Стану жертвою лет.

Год, как выстрел без грома.

День, как порох сырой.

Выше смерти плерома –

И я снова живой.

*      *      *

В кабаке Остожина

на двери острожина.

И внутри, как на галерах –

качка после штофа. Лей-ка!

Хлопья синей мертвой глени

осыпались на колени.

А в кабачной хабанере –

блеск канкана на пленэре.

Тело обезвиднело.

Стопка обезвинела.

А мешок табачный в глотку

клубы синего впустил.

Как бензин вливал он водку

в бак желудка. Муху бил.

Стопарей холеный ряд,

Их бока сурьмой горят.

*      *      *

Он под ноги плевал.

Он уходил как утка.

Он мусорку пинал.

А трель звонка как шутка.

Трехкомнатная ночь.

Сморкнулся на пороге.

Она – страданий дочь,

Рыдала в грудь подруге.

*      *      *

Капли – кровь кузнецов глубин,

Кочегаров земного рая.

Песню света поет рубин –

Мелом лазера глаз сжигая.

Я ношу их, как Палпатин,

Эти шляпочки красной пены.

Хлопья белых снегов-перин –

вяжут медленно шарф измены.

*      *      *

Было – утренняя измятость,

взгляд измученной конопли.

Арматура костей распята

на оглобле ночной тоски.

И всегда начинается жизнь,

как уродливый мумми-тролль.

И рассвет – это мера созвучий,

распивающих алкоголь.

*      *      *

Снег скрипит под сапогами.

Уши саднит гулкий звон.

Ветки ели седоками

Уминали сто ворон.

Разрезает нож страницу –

Это теплится заря.

Словно пишет небылицу

Моя теплая рука.

*      *      *

Когда вошла в медовый терем,

Принцесса с белыми крылами,

Никто не знал, что лик неверен;

Смотрели трутни дураками.

Был очарован сладкий домик

Моноклем с нежной синевой.

И сот янтарными слезами…

И бог с куриной слепотой.

*      *      *

Весел от страха.

Юн, полупьян.

Пытки гавваха.

О, я гурман!

Жидкая память.

Мир – пластилин.

Жирное пламя.

Я – Властелин!

*      *      *

Волоку, уколов.

Сено нес,

косы сок.

Хор крох.

Молила: "Глянем!" Радел, сопя. А, тут, ущерб брешут, утая после дар меня. Лгали. Лом.

Рок – укор.

А, вот речь. Чертова

кукла палку кинет. Тени – клети тел.

Яро. Втуне пилы – вынул одиноко рукой окурок – они до луны выли, пену творя.

На колесо осел. О-о. Кан-итель плети

унял. Клады выдал. Кляну.