Несломленный
Джеки Бонати
Вряд ли в мире есть что-то более красивое и жестокое, чем балет. В тебе должны быть железная воля и контроль, дисциплина, несгибаемый стержень, который каждый попробует сломать. Твоя труппа – серпентарий. Твои ноги – стерты в кровь. Голова кружится, но каждый прыжок дарит чувство полета. Ты готов заплатить любую цену, какую попросят. Ты хочешь стать не просто лучшим, ты хочешь стать легендой.
Все персонажи старше 18 лет.
Содержит нецензурную брань.
Джеки Бонати
Несломленный
1.
Утро в Лондоне было как всегда сырым и туманным, темным, холодным, по-настоящему осенним. Будильник разбудил Рея в половину шестого, как всегда, но почему-то сегодня встать было особенно трудно. Рей сел на кровати, пытаясь вспомнить, что ему снилось, но ничего, кроме ощущения западни он не помнил. Удушающее чувство несвободы, тесной клетки. Отогнав остатки сна, парень вздохнул и встал, вздрогнув, когда холодный пол обжег ступни. Рей тут же подошел к термостату, прибавляя отопление. Нужно было разогреться, и он торопливо оделся, не забыв про шерстяные носки.
Первые движения из разминки он, казалось, делал на автомате, пока тело просыпалось, но потихоньку ритм становился четким, и через сорок минут, когда в окне стала видна улица вместо его отражения, Рей уже закончил разминку и теперь растягивался. С танцами всегда так, они становятся частью всей жизни, и, если это балет, как это было у Рея, то они были всей его жизнью с малых лет. Так проходило каждое его утро – ранний подъем, час на занятия, душ, завтрак, сборы, дорога в театр, где с утра уже шли репетиции. Осенью было всегда больше напряженной работы, начинался сезон, и вся труппа была в предвкушении новых постановок и ролей. Рей был хорошим танцовщиком, но главных ролей ему не давали, да и премьер у них был отличный, он им искренне восхищался.
Танцевал Рей с шести лет. Для балета это было довольно поздно, к тому же паренек пришел из спортивной гимнастики. Еще он был из трущобного Ист-Энда и понятия не имел, что такое плие и баллон. Он хорошо помнил тот смотр, куда его притащила мать – балет всегда был ее мечтой, и помнил, как его тормошили туда-сюда, заставляли прыгать и гнуться во все стороны. Он, кажется, не понравился никому, кроме одной женщины, которая была строже и жестче всех. Она больно гнула его спину, стопы и доказывала остальным, что потенциал есть.
– Вы посмотрите, какие сильные ноги! Да, худой, мышцы еще нарастут, но он легкий! И гибкий! А стопы, смотрите, это же классика, – говорила она, больно вывернув ступни маленького Рея. – И он молчит, пока остальные бы пищали и ревели, просясь к мамочкам. Научится, если чего не знает. Мы его берем.
Это Рей хорошо помнил до сих пор. И был благодарен мисс Харкер, за то, что ей удалось убедить остальных. Это уберегло его от трущоб, это обрадовало мать, и это дало ему дело, которым ему нравилось заниматься. Что поделать, в конце концов, больше он ничего не умел. Со учебой не сложилось, да и смысла теперь в ней не было. Какая учеба, если у тебя репетиции с утра до ночи?
Рей не заметил, как за этими мыслями и воспоминаниями прошло утро, он уже был одет, и сумка собрана, и оставалось самое трудное – завтрак. Мать, почему-то никак не могла уложить в голове, что балет и еда несовместимы, и каждое утро готовила плотный завтрак, из которого Рей с трудом съедал одно яйцо всмятку и выпивал полчашки кофе. Если съесть чуть больше, его начинало тошнить. Но каждое утро повторялось одно и то же. Сегодня пришлось съесть еще и тост, так как мать начала плакать, ведь она старалась.
Услышав, что часы пробили восемь, Рей просто сбежал, боясь опоздать, и уже в метро остро ощутил тяжесть и тошноту. И это было очень некстати в день открытия подготовки к сезону нужно было быть в форме. И пока Рей трясся в метро, он ощущал, как ему нехорошо. Выйдя на улицу, он немного взбодрился холодным воздухом, и дурнота отпустила, он надеялся, что в театре все совсем пройдет.
На крыльце уже собралась небольшая толпа таких же ранних пташек, в основном девушек, которые хмуро ему кивнули. Двери театра открыли, они, наконец, попали в тепло и тут