Серебро морского песка

Юрий Владимирович Орлов

Перед вами кусочек опыта. Согласно "Толковому словарю Владимира Даля" опыт – это "попытка показать некоторые явления для обнаружения сил природы и действий их". Рисунок реальности временами может показаться как фэнтези, однако в нём не нарушаются рамки личных переживаний. В конечном счете, даже самые невинные воображения, которые создаёт мозг, находятся в этой Вселенной, то есть рядом.

Юрий Орлов

Серебро морского песка

Просьба

Не стану называть настоящего имени. Даже имени кошки, которая прыгала со шкафа на шкаф её комнаты, не назову. Выдумаю, пожалуй. Оставлю название улицы: улица Шенкин города Тель-Авива. Там была квартира-мастерская.

И за окном шумел первый осенний дождь.

Так вот, Леночка, как раз в то время, когда ты была еще королевой там, где все почитали уважаемого психиатра, мы сидели и слушали дроби средиземноморского ливня не так далеко от тебя – всего два часа полёта над Кипром, Босфором и двумя морями.

Сонечка впивалась в разрезанный пополам лимон, который служил лекарством. Из динамиков потихоньку орал Том Уэйтс[1 - Американский певец и композитор, актёр.], горели свечи, а в коридоре мелькала толстая марокканская молодка.

– Курить-то хотя бы я могу? – ее крупная голова вопросительно повернулась, показав простуженные глаза немножко влюбленной женщины.

– Кури-кури.

Она сидела на полу спиной ко мне. Я обвил ее: в одной руке коробок – в другой спичка.

Извлекая огонь, я объявил себя Зевсом.

– Крокодил смотрит косо!

Сонечка повела плечом в знак безразличия, – мало ли как можно смотреть, приблизила сигарету к огню, прикурила.

Пять минут назад я оказался на кухне. Взгляд Крокодила был направлен мимо сковородки, на которой жарилась индейка. Ход безмыслия вспахал ему тревожную складку поперек лба. Пришлось уйти.

– Тебе понравился Яффо? – спросила она. – Мы гуляли среди арабов, как среди своих, и нас никто не тронул. Все не так страшно.

– Сладкая пита в кофейне у христиан была очень кстати… А что, нужно радоваться, раз мы живы после этой прогулки?

Она снова пошевелила плечом, как будто вся эта каша между арабами и евреями ее не касается.

– Не понимаю, почему Крокодил. То – земноводное, а это – простой араб, и у него взгляд ревнивца.

– Не знаю. Крокодил и все. У него в городе никого нет, кроме нас. Даже документов нет, любой полицейский может арестовать. Эсти его любит. Крокодилу нравятся мои работы, особенно эта.

Прозрачный дух с бородой вкрадчиво глядел с картины на стене, окруженный кубами и пересечениями бликов.

– У меня есть знакомый художник в Крыму. Было дело я тоже возомнил себя художником. Не хватало холстов, но я чувствовал потребность писать картины. Однажды я принёс ему картину взамен на чистый холст. Друг сказал обидное:

"А почему я чистый холст должен менять на грязный?.."

– На что намекаешь? – спросила она.

Сонечка смотрела с улыбкой, сквозь которую пробивалась едкая кислинка в смеси с табачным дымом.

Я ни на что не намекал, просто вспомнил смешной случай из жизни. Стало заметно, как обида готовится превозмочь простуду Сонечки, поэтому я признался:

– Когда мы вчера скрывались под одеялом, этот прозрачный бородач грозил мне кулаком.

Она рассмеялась:

– Ты врешь, потому что был укрыт вместе со мной и не мог этого видеть!

– Крокодил и дух с картины сговорились. Оба хотят, чтобы я поскорее убрался!

– Перед тем как улетишь, мы должны побывать в Иерусалиме, – эти слова сопровождались убедительным сплющиванием окурка об стеклянное дно пепельницы.

– Мы должны. Но у тебя красный нос. Снаружи льёт, как из пяти ведер, и послезавтра мой самолет.

– Плевать на нос и дождь. Завтра в Старом Городе нас будет ждать человек. Завтра ты увидишь Котель[2 - Стена Плача.] и тюрьму Варравы.

На другой день мы ехали в облезлом "Опеле" вдоль периметра мрачных крепостных стен, низкие тучи окрашивали святой город в темно-серые тона и недовольно рокотали, сдерживая надвигающийся ливень. За рулем была женщина по имени Анна, моя землячка из Симферополя. Она была как раз тем человеком, который ждал нас, и она стала нашим гидом в тот памятный день.

Вернувшись