Сыщик поневоле

Михаил Александрович Михеев

Призвание – сыщик! Лучшие детективы

Обычный человек живет обычной жизнью. Но случается и так, что у него есть двойное или даже тройное дно. Именно поэтому, решив устроить кому-то неприятности, постарайтесь вначале понять, кто перед вами. Если же вы решили, что самый умный, не обессудьте. Может получиться и так, что сами вы окажетесь под чужим микроскопом. И того, кто стоит у окуляра, может заинтересовать, какого цвета у вас потроха. Не подумали? Рискнули? Ну что же, остальное – ваши проблемы. Готовьтесь услышать свист пуль, господа!

Михаил Михеев

Сыщик поневоле

Петровича хоронили в субботу. День был из тех, что он всегда любил: высокое, голубое настолько, что казалось прозрачным, небо и холодное осеннее солнце. Виталий, хрустя ногами по затянувшему лужи тонкому льду, мрачно подумал, что наставнику бы понравилось…

А вот могила подкачала. Грунтовые воды здесь близко, и на дне скопилось воды примерно по щиколотку, тоже уже подернутой ледком и стылой даже на вид. Хорошо еще, не как на старом кладбище. Там, по слухам, покойных опускали в воду, и гробы плавали. Впрочем, мертвым уже все равно, а родственники в подобный момент не в том состоянии, чтобы шумно протестовать. Возмущение материализуется в мысль и действие несколько позже, но после драки, как известно, кулаками не машут.

Жена Петровича, сухонькая, низкорослая женщина… Когда он был жив, она ему едва доставала до плеча. Сейчас вдова, кажется, стала еще меньше ростом – ссутулилась и, такое впечатление, еле держалась на ногах. Хоть бы стул догадались взять, что ли… Еще хорошо, дочь поддерживает. У нее оказалось удачное сочетание генов: ростом – в отца, а телосложением – в мать. Не отходит от нее ни на шаг. Ну а больше родственников и нету. Хиленькая толпа человек в двадцать – это в основном, сослуживцы и пара-тройка примазавшихся соседей. Судя по затрапезному виду, из тех, что пришли не столько из большой любви к покойному, сколько желая пожрать, а точнее, выпить на халяву. Вполне, кстати, ожидаемо. Ведь сам Петрович детдомовский, а родня жены сюда не попрется – украинцы, млин… Впрочем, покойный с ними никогда не ладил, так что все логично.

Оставаться дольше положенного не хотелось. Вот забарабанили комья земли по крышке гроба, вот кладбищенские землекопы, сноровисто орудуя инструментом, приступили к исполнению своих обязанностей… Десять минут – и все, только холмик и деревянный крест. Был человек – и нет человека.

Собравшиеся потянулись к наскоро сооруженному столу, выпить и закусить, а Виталий, зябко передернув плечами, зашагал к своей машине. Плюхнулся на широченное сиденье еще не успевшего остыть внедорожника, врубил двигатель и подогрев. Проклятье, ну почему на кладбищах всегда так холодно? Поневоле задумаешься над словами тех, кто утверждает, что в таких местах грань между нашим миром и чужим становится тонкой и практически стирается. Хотя, возможно, все это лишь игра воображения.

Взрыкивая двигателем, машина уверенно проползла изрытую жутковатыми на вид ямами грунтовку между кладбищем и шоссе, после чего выбралась на асфальт. Счастье еще, движения практически нет. А потом – вдавить до упора педаль и погнать машину в сторону города, чтобы ощущение скорости размазало скопившийся на душе негатив.

Перегон и впрямь чуточку поднял настроение – Виталий всегда морально отдыхал за рулем. Давишь на газ – и не думаешь ни о чем, кроме дороги. Тем более дорога свободна, ГАИ – он знал это точно – нету, лети и лети себе. Двадцать километров он проехал за неполные десять минут, и лишь подъезжая к городу, сбросил скорость. Все же здесь и поток был чуточку плотнее, и жрецы бляхи и полосатой палочки могли встретиться. К тому же местами на асфальте присутствовал ледок, а многие еще не поменяли летнюю резину и поэтому ехали совершенно непредсказуемо. В общем, не стоило рисковать.

Университет встретил его блеском недавно вставленных стекол, еще не захватанных шаловливыми студенческими ручками до полного безобразия, и густым ковром из свежеопавших листьев. Красные – рябина и осина, желтые – береза, и все это было припорошено сверху