Сбор клюквы сикхами в Канаде

Елена Д. Толстая

«Сбор клюквы сикхами в Канаде» можно рассматривать как своего рода повесть. Нарратив от третьего лица (из-за плеча фиктивной героини) осциллирует между биографическим нарративом и откровенным вымыслом. Здесь царит дух анахронизма, а узнаваемые лица и ситуации переплетаются с выдуманными. Книга состав лена из миниатюр: детство в Ленинграде пятидесятых, прошедшее под знаком (чужой) ностальгии, разнообразные московские учебные заведения и авангардные предчувствия шестидесятых, реалии эмиграции, вкрапления документальных материалов вроде чужих устных мемуаров или газетных объявлений и даже рассуждения, а подчас и пародии на литературные или академические темы. Интерес автора сосредоточен на ускользающих культурных деталях, которые придают незабываемый вкус любой эпохе. Проза Елены Толстой напоминает о модернистской орнаментальности, а  парадоксальное остроумие помогает сохранить определенную дистанцию по отношению к тому, что кажется автобиографическом опытом, и рассмотреть его критическим взглядом. Но языковая игра у нее не становится самоцелью: искренний тон сохраняется даже в самых стилистически усложненных местах книги. Елена Толстая – внучка писателя Алексея Толстого и поэтессы Натальи Крандиевской, дочь арфистки Надежды Толстой и композитора Дмитрия Толстого. Автор книг «Ключи счастья: Алексей Толстой и литературный Петербург», «Игра в классики» и сборника рас сказов «Западно-восточный диван-кровать».

Елена Дмитриевна Толстая

Сбор клюквы сикхами в Канаде

Предисловие

Сикх транзит. Он бросает душную Индию, где ему места нет, его гонят, и?на студеных просторах Канады возделывает развесистые клюквенные плантации. Десятки алых, малиновых (фу! Но правда, цвет такой) миль во все стороны, куда ни глянь. Он ее сеет, он и?пожинает специальными комбайнами – каждое плечо десятифутового размаха – а?потом моет в?просторных Великих озерах, и?легкая клюква всплывает широкими коралловыми островами неземной красоты.

А?сикх – в?чалме как Тадж Махал, в?бороде как у?Хоттабыча, в?белой пижаме-джавахарлалке, надеваемой под фосфорическую пластиковую непотопляемую жилетку – окружает веревкой береговую линию острова, скругляет ее, замыкает, тесня ее, чтоб клюква не отбилась от стада. И?всасывает ее огромными насосами в?холодные, мрачные трюмы, воду сбрасывая обратно в?озеро.

На выручку сикх, возможно, покупает себе ностальгический финик. А?может быть, наоборот, думает о?расширении, задумывается, наводит справки о?морошке, находит в?интернете лопарей, разузнает ноу-хау, тайно готовит опытную делянку на дальнем болотце, и, наконец, сикхиха, то есть сикхиня – короче, сикха варит желтенькое варенье из морошки, прославленное в?русской литературе.

Есть тут что-то, что говорит нам о?текущем моменте, что-то вроде дорожной карты нового мира, который образовался кругом, покуда мы зевали.

1

МАКЕТ

Отыщи всему начало – и ты многое поймешь

Анекдоты, застольные истории, писательские пластинки, театральные байки, семейные легенды – все эти малые жанры устной литературы замечательно сохранялись в?холодном климате. Запретность их только полировала, устраняя случайное и?лишнее, как и?полагается в?бесписьменных жанрах. Один приятель спросил себя лет пятьдесят тому назад – что это у?нас собирают все фольклор крестьянский да городской? Надо воссоздать недостающее звено, дворянский фольклор! У?него получилось: «Не спи валетом с?отставным корнетом». Типа Козьма Прутков.

Но на самом-то деле – бегство, изгнание, трогательные сцены величия в?нищете, неправдоподобные, отчаянно сентиментальные, но тем не менее правдивые отчеты о?самопожертвовании и?верности, из которых составилась после Великой революции французская история и?которыми кормилась европейская литература чуть ли не до конца XIX века, – что же это, как не фольклор?

Наше новое изгнание порождало сходные сюжеты. В?советской России их записывали так, в?эмигрантской – эдак. Взять, например, анархистку Ксению Ге. В?эмиграции верили, что добровольцы повесили ее как садистку и?изуверку, а?в?советской книге «Женщина в?гражданской войне» (1925) она выведена му